По сути, власть в России до сих пор борется с призраками коммунизма, внешне обставляя все это различными декорациями, вплоть до спекуляции на ностальгии, на жонглировании советской образностью и символикой. В какой-то мере, многие ее шаги можно расценить за сжигание мостов с этим советским прошлым, то есть контрреволюция в России вовсе не завершилась «триумфальным» распадом Союза, а происходит до сих пор.

Сжигание мостов идет по всем фронтам. С этим связана, например, грабительская приватизация девяностых, которая проходила под лозунгом: все возможно, лишь бы не возврат в «совок». Собственно, и лихое это время потребовалось только исключительно для того, чтобы разделаться с советским человеком, надеялись сделать это раз и навсегда, что изведут окончательно. Оказалось, что дело не в советском вовсе, а сам советский – это типично российский, исторический, коренной. Он не был здесь дичком, а хозяином всей ее тысячелетней истории.

По сути, девяностые – были периодом массовых «демократических» репрессий, которым подверглось все население бывшего Советского Союза. Эти репрессии, как инструмент политики, также были необходимы только для того, чтобы не допустить возвращения в Союз. У новой российской номенклатуры любой намек на это производит панический страх.

Главным и неоспоримой фишкой Союза были социальные завоевания. Сейчас Россия тоже позиционирована в качестве социального государства, но это, скорее из  той же оперы, как и с распадом страны: народу, по сути, не было объявлено это, лишь было сказано о смене аббревиатуры, что взамен СССР пришло СНГ – некое временное образование, которое обязательно разовьется в новую общность. Так же и с социальным. Оно вроде бы и есть, но с другой стороны, это крайне невыгодная вещь по нынешним фанатично капиталистическим реалиям. Это элемент роскоши, которым можно баловать только в небольших дозах. Собственно, об этом сказал президент Путин на пресс-конференции, заявив, что социализма в России быть не может. Поэтому эту социальную советскую роскошь тоже купируют постепенно, но методично: от отъема накоплений у граждан, дефолта, монетизации льгот и так называемой пенсионной реформы. Экономического смысла последней не было никакого, об этом практически сразу и признались в правительстве. Это чисто идеологическая история в русле новороссийской концепции «лишь бы не было возврата».

И не беда, что все эти действия от грабительской приватизации до пенсионного геноцида становятся потенциальной миной замедленного действия, то есть работают на общественную конфронтацию. И та же пенсионная реформа еще не известно как ударит по стране через несколько лет, когда люди почувствуют на себе ее пресс. Главную линию, которая оправдывает все, мы помним: социализм невозможен, поэтому надо сделать все, чтобы он был немыслим.

Геноцид пенсионной реформы состоит даже не в том, что у людей, по сути, вновь отобрали накопления, а вместе с ними годы жизни, а в том, что так происходит форматирование человека новой формации, который, например, будет воспринимать любое ущемление своих социальных прав за вполне закономерное явление, так как эти права слишком большая роскошь, что остались они атавизмом советских времен, но в том числе и из-за этой неподъемной социальной ноши Союза развалился и прочее…

Переходность нашего времени как раз и состоит в продолжении практики сжигания мостов. Если в девяностые все это происходило беспредельно и на уровне массовых репрессий, то затем, включилась более мягкая сила, да и судорожной такой спешки уже не было. Казалось, что необратимое совершено и уже несколько дней, как осенью 93-го, не смогут вернуть все вспять, потому и репрессии, и расстрелы не нужны, но лишь твердая линия выбранного курса. Само собой, из благих намерений, дабы избежать катаклизмов, дать передышку, за консерватизм и так далее. Как подморозка Победоносцева в конце 19 века. Но через эту подморозку проникло обморожение…

Таковой можно представить номенклатурно-властную линию. Но есть еще один субъект истории – народ. Память которого, несмотря на десятилетия шоковой перековки не вытравлена, который вслед за патриотической повесткой на первый план выводит жажду справедливости, который уже может сравнивать нынешние реалии и прошлое, который вовсе не мечтает о какой-то реставрации какого бы ни было исторического зомби, а о лучшем будущем. С этим субъектом истории придется все больше считаться нашей номенклатуре. И тут уже будет важно то, что он скажет о том же социализме, то есть о будущем.

Как раз этот конфликт между номенклатурой с ее инерционным движением и народом может развиться в ближайшее время, особенно с завершением президентства Путина. Номенклатура будет и дальше делать только то, что умеет: сжигать мосты собственного пути и вписываться в мировую иерархию, народ будет все больше тосковать о социальной справедливости и представлять Советский союз небесным градом Китежем.

Эта конфронтация проявилась уже во время пенсионного геноцида, когда обществу явился восставший из какого-то дремучего прошлого  реликт «коллективного мерзавца», который дружно по команде аплодировал реформе, особенно, не разбираясь в ее сути, а только лишь из инстинкта одобрямса.

Когда конфликт дойдет до крайней степени, когда номенклатура по отношению к народу станет инопланетным гостем, тогда и предаст. К сожалению, это традиционный сюжет отечественной истории. Номенклатура в свое время предала царя, потом предала Союз. Совсем недавнее предательство произошло на Украине и закрутило эту страну в кровавый водоворот событий. Сжигая мосты и идя на конфронтацию с народом, номенклатура реализует сценарий, на который запрограммирована: на предательство. Реализовывать его будет с уходом Путина, тогда и присягнет любому, кто даст ей гарантии на сохранение статус кво.

Андрей РУДАЛЁВ