Траурная процессия, награды на подушечках, море цветов, кремлевская стена и падающий гроб.  Или не падающий, а просто звук залпа, но мифология сложилась именно вокруг падающего. Тогда было причащение к взрослому, таинственному. В чем был смысл этого педагогического приема, сложно сказать. Наверное, важно было передать общую атмосферу траура. И она на самом деле запомнилась. После пошли многие похороны, но уроки из-за них не отменялись. С каждыми новыми говорят «ушла эпоха», но она и не собирается никуда уходить, но тогда, на самом деле, что-то треснуло…

Сурово, как два монумента,

Отмечены лица клеймом роковым,

Стояли Андропов с Черненко.

Не зная, что скоро такой же конвой

Проводит к могильному входу

Их, жертвою павших в борьбе роковой,

Любви безответной к народу.

Лишь рвалось, металось, кричало: - “Беда!”

- это из стихотворения на похороны Брежнева «Последний гудок» Всеволода Емелина. Так начиналась «пятилетка больших похорон». В этих похоронах виделось грозное предзнаменование. Со временем смысл его только возрастал. Будто сгорало красное знамя, и от этого начало веять тем самым дымом свободы. И все из той самой могильной ямы.

Дымом свободы тогда, конечно же, не повеяло (да, и странная свобода бы была из могилы), но уже позже это событие приобрело особенно знакомый, практически мистический характер. Так, что, возможно, и правильно, что первая учительница отправило это смотреть, так шло причащение к истории. Не исключено, что она о чем-то догадывалась…

В той смерти было что-то зловещее. Так потянулась инерция. Новое из смерти, из могилы, из разрухи.  Можно сказать, что так были запрограммированы деструктивные процессы, или люди сами их программировали, делая тем самым алиби и для себя. Дескать, иного не дано. Обреченность, безысходность.

Эта смерть и похороны обрели фатальное значение. От них пошел новейший отечественный раскол, и они будто бы символизировали закономерность, предобусловленность процессов. Что было перенесено и на саму страну, оттого и стали дружно говорить про обреченность великой державы.

Леонид Брежнев, безусловно, трагическая фигура отечественной истории. Анекдоты, застой, похороны – все это прочно к нему привязали, хотя, конечно же, он сложнее, глубже и весомее. Но так повелось, что именно его труп стал одной из главных примет смуты. Есть очевидные переклички с культовым перестроечным фильмом «Покаяние». Там тоже про похороны, про могилу и труп, который выкапывают и бросают со скалы. Вот и страна ввергла себя в этот сизифов труд выкапывания трупов. Сталина кляли, демонизировали, над Брежневым потешались. Ненависть и смех – основные эмоции того переломного времени, с ними и шли в светлое непонятно какое будущее…

Насмеялись до того, что  очень скоро не только страну похоронили, но и материализовали образ уже зловещего потешного руководителя, который устроил вовсе не застой, а обвал и хаос с бесконечными похоронными процессиями.

Тот же первый президент новой страны Борис Ельцин стал подобием больного и невнятного Брежнева, над которым раньше потешался. Будто разбудил и сам перевоплотился.

В ельцинской  судьбе можно увидеть особую ухмылку истории: когда вся страна продолжала  второе десятилетие смеяться над анекдотами про престарелого генсека, неожиданно новый обернулся сначала в посмешище, а потом и вовсе в человека из иной реальности с новогодней поставленной точкой «мухожук». Сам стал анекдотом, а то и ужасом.

Страна продолжала клясть сталинское и брежневское наследие, но перину уже заправляли новым покрывалом – наследием ельцинским, которое в одном ряду, если не страшнее оказалось.

Многое символически аукнулось потом в  жизни того же Ельцина. Вот он в своей «Исповеди на заданную тему»  критикует Брежнева, который «в последний период жизни вообще не понимал, что он делал, подписывал, произносил. Вся власть была в руках его окружения». Эту же самую формулу после можно всецело применить и к самому Борису Николаевичу, особенно в годы его второго президентства после знаменитой акции «Голосуй или проиграешь!»

Писал он о многочисленных проходимцах, которые будто бы окружали Леонида Ильича, сокрушался о том, «сколько он тихо и бессмысленно начертал резолюций, которые принесли обогащение одним и беды, страдания другим. Страшно представить!..» Очень интересно, проводил ли Ельцин параллели в последние годы жизни с собой, вспоминал ли о своей «Исповеди» и был ли готов к новой? Параллели со своей ограниченной функциональностью, и с ордами проходимцев, которые плотно в несколько рядов обосновались вокруг него и ураганили в стране. Вспоминал ли, анализировал ли многим позже вот эту свою фразу: «Так и происходило, да и сейчас происходит: несколько десятков людей живут как при коммунизме, а народ доходит до последней черты»? Или это всего лишь была банальная демагогия, рожденная в пылу непримиримой борьбы с партаппаратом? На самом деле, страшно тогда было представить, что сам перевоплотится в политического персонажа, действительно доведшего народ до той самой последней черты…

Что уж говорить, если образ-призрак советского генсека-фронтовика аукается и в наши дни. Та же бескомпромиссная гонка престарелых лидеров в Штатах. А ведь и эта ситуация может открыть череду предзнаменований, аналогий и примет, в том числе, зловещих. Что если и там все это пресечет смерть и общенациональный траур?..

Но все-таки совершенно неправильно ставить на один уровень Леонида Брежнева и Бориса Ельцина. Это люди совершенно разных поколений, взглядов и принципов. Первый – фронтовик, второй… во время войны залез на оружейный склад, утащил там гранату, потом с остервенением колотил по ней молотком, пока не взорвалась. Так и стал трехпалым. Символично, не правда ли, так и со страной обходился, тяжелым молотком орудовал.

Качели судьбы Брежнева: от прогрессивного лидера до крайнего консерватизма и подморозки страны из лучших побуждений. Еще со времен Победоносцева есть такой стереотип. Не зря на него даже внешне походил главный советский идеолог брежневского времени Михаил Суслов. Вот и Брежнев, возможно, попросту, оберегая, усыпил общество и не дал ему шанса на изменение, преображение, возможности избежать впадения в хаос. В итоге он и уснул навсегда.  А буря вскоре разразилась.

Синонимичным Брежневу сделали и образ  «чиновничьего болота», в котором (как в ГУЛАГе) тонуло-уничтожалось все живое. Номенклатурный аппарат все более превращался в самостоятельную и обособленную силу, которая в итоге и провела свой проект контрреволюции по разрушению страны. Этот аппарат дистанцировался от народа, который последовательно отодвигался от реальных рычагов управления государством. В то время, когда номенклатура боролась за свое выживание и проектировала контуры собственного будущего, народ продолжал строительство социализма. Затем его «энергичные люди» развернули в сторону рынка, капитализма. Потянулась инерция той могилы, которая давно уже засыпана землей.

Другой схожий символ – мавзолей. Не случайно он до сих пор не дает многим покоя. Тут ведь только тронь, и бесконечные борозды разломов устремятся в разные стороны, чтобы обрушить оставшееся – Россию.

Андрей РУДАЛЁВ

"Свободная пресса"