Каждый раз по мере приближения очередной годовщины Великой Победы мучает вопрос: а имеем ли мы право на ту советскую Победу?

Тогда была другая страна, другой строй, другие ценности и приоритеты, другие люди, закаленные, как сталь. От всего этого мы в свое время отреклись и даже растоптали и изобличили. Обличали и сам путь к Победе. Спекулировали цифрами жертв, твердили о преступных ошибкам, задавались подленькими вопросами «а может быть лучше баварское пиво?» До сих пор твердим про заградотряды, жестоких особистов, совершенно неоправданные горы трупов, но саму Победу оставляем себе. Чтобы повесить наклейку на машину, демонстрировать георгиевскую ленточку на груди, пройтись с портретом победительного предка, который был из совершенно другой породы людей. Из бессмертных.

Какое мы имеем право на ту Победу? По праву наследования, родства? Сомнительно. Какое отношение к античному наследию, Ренессансу имеют современные греки и итальянцы? Скорее варвары по сравнению с тем величием. А мы не варвары, не самозванцы? Например, упырь-коррупционер, вешающий на машину наклейку «спасибо деду за победу», имеет весьма далекое отношение к патриотизму. Ну, как власовец или полицай. У тех ведь тоже было оправдание своего предательства: борьба с преступным советским режимом. Мы скорее наследуем их. Разве нет?

Не действуем ли мы по логике мародеров, выбирая из истории самое ценное, а все прочее гневно отрицаем и обличаем.  Можно ли претендовать на Победу, отрицая советское. Возводя нелепые бредни на 17 год, регулярно «вынося» Ленина из мавзолея, питаясь байками и страшилками, говоря, что это был преступный и нежизнеспособный строй, а вот жизнь на его развалинах – это то, что надо. Чтобы эти развалины - плоды наших рук не так бросались в глаза, возвели себе культ Победы. Делаем конструктор из истории, подгоняем ее под приятный себе образ. Франкенштейна. Мифологию из наклеек и ленточек, игр в реконструкции. Становимся ряжеными Победы.

Но ведь, чем дальше мы отходим от советского, тем дальше и от Победы. Не только тот строй, при разном к нему отношении, но и она становится постепенно нам чужой. Не нашей.

Чтобы как-то сохранить истончившуюся связь, живем мифологизацией Победы, силимся ее приватизировать, тем самым сохраняя призрачное ощущение, что имеем к ней непосредственное отношение. Не замечаем, что живем логикой мародеров и гневаемся на фразы про «красных фашистов», которые, однако, сами регулярно повторяем.

Здесь ведь речь не об апологии советского. Никто не впадает в идеализацию. Разговор об истории, об отношении к ней, о восприятии в полноте, а не о конструировании удобных и конъюнктурных мифов.

Победа без советского – это миф. Это ленточки и наклейки. В конечном счете – это предательство. Принимая Победу, мы не имеем права на безудержную хулу того периода отечественной истории. В противном случае не будем иметь никакого права на саму Победу. Она для нас будет чужой, а связь только территориальная. Все просто.

Андрей РУДАЛЁВ