Пришла Первая мировая война, забрала из деревень мужиков. Затем революция и Гражданская война разодрали народ на части. И белые, и красные одинаково грабили, убивали, мучили, и в сторону отойти было некуда. Пользуясь случаем, сводили старые счёты, отбирали нажитое добро.

Мой прадед Василий Захарович Кобылин служил канониром в Петропавловской крепости, где увлёкся большевизмом. Вернувшись в родные места, бился за счастье трудового народа, но у деревни Труфаново раненный попал в плен. Белогвардейцы закололи его шомполами, а потом ещё живого бросили в костёр.

Его брат Анисим вернулся с первой мировой, навоевался досыта, ничью сторону занимать не стал, принялся жать жито. Пришёл домой передохнуть, сел на крыльцо. Пьяные красноармейцы расстреляли его, как дезертира, во дворе дома, под черёмухой. Мать избили (она вскоре умерла), а моя прабабушка, схватив детей подклетом убежала к соседям. В девяностые отец спилил старую черёмуху, а когда стал перекапывать землю, нашёл гильзу от трёхлинейки. Эхо того выстрела не утихнет никогда.

В деревне тогда убили ещё пять человек, велели закопать в перелеске. Через некоторое время казнили самих «красных героев».

Всеобщее озверение. Такое зло никаким бабкам-икотницам и не снилось.

Ушла Гражданская, началась коллективизация, сталинский порядок, аресты, враги-вредители. И колхозный труд, открытые дороги крестьянской молодёжи, учёба, любовь, свадьбы, дети. А потом пришла Отечественная война, оставила после себя в каждой деревне памятник с длинным списком погибших.

Как выжила деревня в этой полувековой мясорубке? Невероятно, но факт – выжила.

Деревню, выстоявшую по колено в крови, добили скучные люди в безвкусных серых кабинетах, с портретами временщиков на казённых стенах. Сначала её лишили исконной силы, превратив могутных хозяев в сельскохозяйственных рабочих, а потом просто бросили за ненадобностью. И Пинежье зачахло. Без леса, без дорог, без людей. В пустых деревнях огромные двухэтажные дома, похожие на корабли, разрушаются и гниют. На поля наступает подлесок.

Всё проходит. И это пройдёт. Но то самое волшебное, любимое Пинежье географически навсегда останется в центре моей души, где время не властно над самым дорогим. Там бабушка снова захватывает крепкой рукой пучок травы, показывая мне, как жать серпом, а дед учит высвобождать ельца из сети.

КОНСТАНТИН РЫБИНСКИЙ