И, как ни странно, этими людьми могут быть даже ближайшие родственники, предпочитающие спрятать голову, как страусы, в песок, и переждать темную полосу в твоей жизни на нейтральной стороне. Чтобы не помогать и подождать, когда все само рассосется. А там, быть может, как ни в чем не бывало вернуться к прежним отношениям. Да только не выходит уже, как прежде. Что-то обрывается в душе. И равнодушие разрывает прежние отношения навсегда.
И к Богу мы обращаемся не в радости, а в непростые времена. Когда у нас все хорошо – разве нам до Бога? Вот когда накроет медным тазом, вспомним. Молитвы читать начнем. Если сильно припрет – даже каждый день. И до церкви доберемся! Ведь если совсем плохо и нет никому дела до твоей беды – кто поможет, кроме Него?

Бессознательное христианство и долгая дорога в храм

На моей памяти нет никого из родственников, кто бы ходил в системе в храм. Кто бы исповедовался и причащался. И разговаривал бы со мной на тему веры. Нет маяка, нет примера перед глазами, на кого можно было бы равняться, за кем можно было бы идти следом, перенимая опыт. Есть те, кто ходит в храм освящать яйца на Пасху. Но разве в этом суть?
Общаясь однажды с близкой родственницей, я спросила, а ходила ли она когда-нибудь на исповедь, на причастие? Я получила сногсшибательный ответ: «А зачем мне это, если у меня нет никаких грехов»! Здорово, наверное, быть безгрешной. А мне что делать? И чем больше погружаешься в тему христианства, тем больше ощущаешь свою несовершенность.

Меня крестили в Архангельске в бессознательном семилетнем возрасте во времена советской эпохи. Зачем? Я тогда не поняла. Мы плохо вели себя во время крещения с двоюродной сестрой, не осознавая смысла этого действа. Нашими крестными стали те, кто просто попался под руку. А причащаться я категорически отказалась. Сказала, что это антисанитария – пить из одной ложки с такой толпой народа. Мало ли, кто чем болеет… И ведь мне, семилетнему ребенку, никто не объяснил тогда, для чего все это делается и какой смысл заложен в эти таинства. Некому было объяснить. И родители, и бабушки-дедушки – все были далеки от церкви. Советское время накладывало свой отпечаток, несло свою идеологию. Но тем не менее меня зачем-то крестили.

Отец Дмитрий

А в самый тяжелый период моей жизни, когда шла серия операций у ребенка, появился он. Отец Дмитрий.
Мой друг, Аня Воронцова, наблюдая мое психо-эмоциональное состояние, сказала мне: «Я вижу, как тебе тяжело, как у тебя сердце разрывается от боли, давай я познакомлю тебя с отцом Дмитрием. Он такой классный! Тебе он точно понравится. Тем более, что в юности он увлекался рок-музыкой». Я согласилась. Но оказалось, что уже знаю этого человека, это имя – Дмитрий Валентинович Апполинариев. Мы почти ровесники, оба росли на Яграх. А там почти все друг друга знают. Ну уж если не лично, то через знакомых. И в рокерских кругах мы тоже пересекались, хотя и не общались друг с другом. И на «Звездочке» оба работали довольно длительное время.

В одной из клиник Санкт-Петербурга, где оперировали сына, врачи мне сказали такую фразу: «Никто вам не даст стопроцентной гарантии, что все пройдет успешно. Если хотите услышать, что все будет хорошо – идите в церковь». Сказано это было не без иронии, конечно. Но так я и сделала. Туда и пошла.

Я помню, как мы всей семьей пришли к отцу Дмитрию в храм перед основной операцией сына. Девятилетний Мир сразу же спросил, есть ли в храме икона Луки Крымского, и пошел наизусть читать молитву этому святому, чем, наверное, слегка удивил батюшку. А Дмитрий Валентинович специально для Мира отслужил молебен. Подробностей этого момента я особо не помню. В то время я жила, как в тумане, психика просто не справлялась с таким эмоциональным перегрузом. Помню, как мы стояли перед алтарем в пустом храме. Было ощущение, как будто время остановилось и боль в душе ненадолго затихла, словно кто-то нажал на паузу и дал немного передохнуть, отдышаться, побыть наедине с самим собой и с Богом. И ведь в самом деле все прошло хорошо. Сложнейшая многочасовая операция, выполненная врачом с мировым именем, прошла успешно. И я уверена, что без божьей помощи мы могли бы и не найти нужного нам специалиста. И исход был бы совсем иным.

Отца Дмитрия я всегда называю по имени-отчеству, чем, видимо, немного его раздражаю. А может и не немного. А он мне может сказать: «Ну ладно, рок-дива, иди уже с Богом». Общение у нас, конечно, интересное. И порой весьма оригинальное. Я ведь тот еще прихожанин! «Вот почему ты называешь отца Анатолия отцом Анатолием, а меня Дмитрием Валентиновичем»? – спрашивает меня батюшка с небольшим раздражением. А я улыбаюсь в ответ, как непослушный нашкодивший ребенок. А про себя думаю: «Это еще хорошо, что вы не знаете, как я вас зову, когда вы не слышите»! А зову я его Димушка-зайчик! (Но он-то об этом не знает. Если бы знал, то был бы рад, что я его зову по имени-отчеству).
Ну как еще можно назвать такого пресветлого и доброго человека? Ну это же точно Димушка-зайчик! Ведь каждый раз, когда я его вижу, меня наполняет беспричинная радость, необъяснимое чувство любви ко всему этому миру. И на лице самопроизвольно появляется улыбка и становится легко и спокойно на душе. Его невозможно не любить. Ведь он любит всех своих прихожан. И его любовь к людям, к миру, к Богу передается и другим. Он просто светится от этой любви. И делится этим светом с другими.

Смириться и нести свои кресты

Как-то на исповеди я сказала отцу Дмитрию: «Ну сколько я буду тащить чужие кресты, когда я уже начну жить своей жизнью»? Дмитрий Валентинович улыбнулся, выдержал паузу и ответил: «Ты знаешь, Лена, а это и есть твоя жизнь».
Смириться с тем, что ты несешь ответственность не только за свою семью, но и за других родственников – непросто. Ты понимаешь в какой-то момент, что жизнь и здоровье определенного человека зависит от тебя. И только от тебя. И в критических ситуациях этому человеку надеяться больше не на кого. Никто не придет и не поможет. Никто не отвезет в больницу, когда нужна срочная госпитализация. И не нужно ждать благодарности и надеяться, что у кого-то вдруг проснется совесть. Нужно просто понять, что только от тебя зависит состояние пожилого человека. Нужно смириться и покорно нести и свой крест, и тот, который больше некому нести. Кроме тебя.

Здоровья вам, Дмитрий Валентинович!

Я очень благодарна отцу Дмитрию за поддержку, за помощь в тяжелых ситуациях, за советы. За его нужные и важные слова, которые для меня всегда были на вес золота. Мне, конечно, еще очень далеко до настоящего христианина. Но я теперь знаю, куда мне идти, когда боль разрывает сердце на части, когда кажется, что никому нет дела до тебя и твоей беды. Я знаю, где мне станет лучше и легче. А сейчас самому Дмитрию Валентиновичу нужна помощь. Недавно он очень тяжело болел. И сейчас ему необходима наша поддержка. Помолитесь за здравие отца Дмитрия – кто как умеет. Ведь многие его знают и любят. И теперь наша очередь делиться своей любовью. Конечно, лучше дойти до храма, поставить свечку за здравие или заказать сорокоуст. Но можно сделать это и в домашней молитве. Главное, объединиться и искренне пожелать скорейшего выздоровления такому пресветлому человеку, нашему любимому отцу Дмитрию.

ЕЛЕНА ШЕСТОПЕРОВА, музыкант