Называется она «Не гул пространств, не божий суд…». В анонсе журнала для затравки приведено министерское стихотворение «Лёд тончает, сон крепчает». Тональность: отчаяние, тоска, крученье пальцем у виска, сон, невнятица и угрозы. Видимо, проблемы экономического развития внушают подобное.

Если судить по биографической справке, то первая подборка стихов Улюкаева вышла в журнале «Студенческий меридиан» в 1978 году, когда автору было 22 года. В 2002 году он собирает свои стихи в сборник «Огонь и отсвет». В 2012 и 2013 году у него выходит еще по книжке.

Теперь он постоянный автор одного из самых авторитетных литжурналов страны. Какой-то поэтической ценности вирши государственного мужа не представляют, но крайне любопытны в качестве документ непубличного сокровенного существа высшего сановника. «Дневник души» - как говорят возвышенные поэтические натуры. Сам же он пишет, что переносит себя на бумагу и в этом, безусловно, есть определенная отвага. Но мало того, для Алексея Улюкаева поэтическая сублимация – это еще и попытка «Искать родного флага // Негнилостную нить». Он у самого этого флага, ему хорошо видно его полотнище.

Но найдет ли?

Его герои – спасители России: Хрущев, Горбачев, Ельцын и, конечно же, Егор Гайдар, с которым он трудился в журнале «Коммунист», а позже был членом его «команды». Гайдар воспринимается им в качестве непререкаемого авторитета, практически святого нового либерально-языческого культа, жрецом которого является и Улюкаев.

 В 2013 году в «Знамени» была опубликована рецензия Алексея Улюкаева на книгу о Егоре Гайдаре Мариэтты Чудаковой «Егор. Биографический роман». Свой отзыв Улюкаев также назвал, подчеркивая свое духовное родство, «Егор». Он не мог не высказаться, потому что Гайдар для него был слишком знакомым и слишком дорогим человеком. Министр экономического развития страны пишет о своем кумире: «Я пристрастен. Я при страсти. Той страсти знания и деяния, которую излучал Егор». Для него первый российский реформатор – погасшая «звезда».

Гайдар, как и сам Улюкаев, был книжным мальчиком. Совмещал в себе либерала и «отчаянного государственника». Чтобы доказать этот тезис, рецензент приводит эпизод: Егор Тимурович, якобы часами ходил у карты СССР, когда тот начал рушиться. Был Гайдар в тот момент черный лицом и скрипел зубами – переживал…

Он никогда не шел на уступки по принципиальным вопросам, был тверд даже там, где «подвигались, казалось бы, самые твердокаменные, от Черномырдина до Путина». Улюкаев называет его «Железным Винни-Пухом».

По мнению Улюкаева, для Егора Гайдара человек был мерилом всех вещей, и тот полагал, что человеческой жизнью нельзя платить «за империю, за демократию или за черта в ступе». При этом Улюкаев считает, что политика, власть Гайдару была необходима лишь для реализации своей идеи и это его роднит с революционерами. Этим желанием перевернуть Россию он походит на деда. В итоге идея взяла верх и, несмотря на весь пацифизм и гуманистический пафос, за нее пришлось обильно платить жизнями на раскрывшемся поле эксперимента.

Рассуждая о Гайдаре, Улюкаев пытается ответить и на «вопрос русской социально-политической жизни: почему здесь “собака бьющую руку лижет” и отчего “чем тяжелей наказание, тем им милей господа”. А для героев и святых есть лишь проклятия, лишь ненависть, лишь злоба?» Все просто: жертвы отождествляют себя с палачом, переходят на одну с ними сторону баррикад, противоположную своим спасителям. Вот и получается, что «“бедным людям” дороги Сталин и Брежнев, а Хрущев, Горбачев и Ельцин раздражают. Гайдар же просто приводит в неистовство». Ряд спасителей понятен, как и восприятие наших «бедных людей» за собак, лижущих руку мучителя.

В первой знаменской поэтической подборке «Я из вселенной Гуттенберга» Алексей Улюкаев пишет, что в «плотской жизни» является начальником и «уцелел случайно». При этом он – «отросток малый», который «попал досрочно // В довольно унавоженную почву // Текущей жизни». Пишет про движение над могильными плитами, про родное пепелище, стремление к отеческим гробам, которые обернулись «бедламом». Говорит  про маяту, ломоту и лень. Одиночество, «беспросветные дни, // Несусветные ночи», тщета. Сон, лежанье, постель, «минеты», скоротечность жизни.

Любопытно одно стихотворение: дети смотрят по телевизору парад, автор же размышляет рад он или нет. Его дилемма: «пушки или Пушкин?» Созерцание этого парада приводит к мысли, что мы все «трясемся в вагоне», куда нас загнали Троцкий, Сталин, Ленин и никак из него не можем выбраться. Гусеницы по брусчатке производят такой же неприятный звук, что и гвоздем по стеклу. В последнем четверостишии автор восклицает: «Эй вы там на горЕ!» И предлагает валить им за Троцким, Сталиным, Лениным. «На горЕ» - раньше это было бы на мавзолее, теперь, видимо, на трибуне, которая размещается рядом во время парадов.

Парад и те, кто на горЕ, по его мнению, являются носителями беды, Улюкаев призывает их валить отсюда, чтобы у детей было все хорошо: «ни горя // Ни беды ни войны». Парады у нас теперь происходят на День Победы. Мягко говоря, странные эмоции, хотя можно говорить о пацифизме и всем таком…

Уже в следующем стихотворении подборки автор обращается к своему сыну и призывает его уезжать отсюда, ведь «на шарике» можно найти немало мест. Нормальных мест, где «не все всегда наоборот». Здесь же – «конвойный взвод» и «затычка в рот» вместо правды и смеются над убогими.

В следующей подборке важное место занимает проблема уходящего времени и вечности, по сравнению с которой «Ты прах, ты тлен и слизь». Близится финал, от которого не смыться. Опять же настроение печали и отчаяния. Приводит и знаменитый ответ протопопа Аввакума своей супруге: «Сколько ж нам ещё мыкаться теперь? // — А до самыя, Марковна, смерти».

Вспоминает о своем детстве, в котором он был «мальчишка толстенький и книжный», который «с Дон Кихотом, он с Жюль Верном // Сражается и флибустьерит». Сейчас же надо избавляться от эмоций, скоро пора ставить точку и «жизнь как бытие белковых тел // Закончится. // ...Но что-нибудь начнётся».

Жизнь над бездной, тела – бледные тени, в противоположность им душа остается неизменной. Возможно, и всплеск стихотворного творчества связан с тем, что в земной плоскости бледной тенью ему приходится заниматься делами, которые мало соотносятся с вечной крепостью его души, кривить душой, прогибаться. Так бы не поступал его кумир – Егор Гайдар. Стихи – отдушина, оазис авторского настоящего, в который можно спрятаться от маяты и тщеты поддельной жизни, тех самых гнилых ниток родного флага.

В стихах 2014 года описывает последний акт: на сцене Рим, кругом вздор, сопли актеров, и все это прерывает занавес «над нашей Родиной и нами».

Не только над Римом падает занавес, но и Атлантида уходит под воду. Атлантида надежд, как и «балтийского дна города, // Что свободы как влаги алкали». Под Адмиралтейской иглой хотели «учредить не Сибирь, но Европу, //  А потом укрывались вневременной мглой».

Гнетет его и старение. Старики уходят, их стаскивают со сцены молодые, сдают в утиль, где они становятся «историческим хламом», макулатурой.

Не может министр обойти проблему денег и здесь становится игрив: «денежки — ёк, только вой при луне // По всем закоулкам столицы». Возможно, потому что стариков не слушают и их заменяют молодые, поэтому и «ёк»…

Вечная тоска громадна, как «космос советский». С этой тоски поэт не только воет на луну, но и «щиплет страну, как струну». Читая эту последнюю строчку, можно домыслить много, вплоть до своеобразной поэтической явки с повинной, но это уже дикая конспирология.

Можно додуматься до чего угодно, после прочтения стихотворения про «бедного приятеля», который решил «мозги раскинуть над Невой». В этом раскидывании он то «сказку скажет», то «попросту соврет». Гроза для этого приятеля - «пушкинский народ», - а эти люди «Припарят так, помилуй бог!» Здесь же есть строчки про Темзу, которая манит изгнанников.

Предыдущая его стихотворная подборка, которая открывала 2015 год,  начинается с исполнения завета Осипа Мандельштама: «Играй же на разрыв аорты!» Улюкаев пишет: «Играешь на разрыв аорты». Но дальше опять традиционное ощущение тщеты и ненужности всего этого, ведь сам не знаешь живой ты или мертвый: «Зачем играл, зачем пылил // По этой кривенькой дорожке». Эта игра стоит лишь геморроидальных свеч. В реальности она ничего не принесла, позволила сберечь только рассказы о войнах, да сложить героический эпос. Все это нелепо. Вот и весь взрыв аорты.

Рассуждает об империи, от которой «не отдохнуть, но лишь отдохнуть», о «цареградских интриганах», о царе. Большая страна приводит в ступор, пространства пугают, простор отдает «белой нечистью». Империя опять напоминает о Риме и римлянах. По итогам 2014 года, когда Крым вошел в состав России, автор пишет о том, что «римляне дерутся за кусок». В меди фанфар угадывает медь для глаз, а «над проливом формирует пар // Подобие отеческого гроба». Послание вполне прозрачно и очевидно.

Сам он, стареющий, которого вот-вот подвинут со сцены молодые, чувствует себя одиноким в поле. Он один и не воин, а подстеленная соломка «под фортель Родины моей», емелина щука, смотрящая на мир из невода. Но действия нет никакого, потому что все тщета, ты «безмятежно спишь», то есть не можешь реализовать то, что на самом деле хочешь и к чему предназначен, и за этот сон не последует никакой ответственности. Он на все махнул рукой.

Стихи вполне в стилистике либеральной мифологии. Они показывают раздвоенность автора. Ему видится нависшая мгла, скорый финал и поэтому сам является скорее пассивным наблюдателем, чем деятелем. Кто является носителем беды, мы помним.

Автор, как и «железный Винни-Пух», оказался не у дел со своей идеей, поэтому ему остается механически брести по инерции: «Живем, как можем: едим, пьем, ходим в должность».

Недавно в Екатеринбурге открыли помпезные мавзолей новой мифологии – центр Бориса Ельцина. Думается, что стихотворные творения министра Алексея Улюкаева займут в нем достойное место, ведь в экономике у нас все еще властвует идеология начала 90-х. Пусть не явно, но крайне уперто.

 «Жизнь прекрасна: площадь красна, // Утро ясно, вечер — нет.  // А стихи огнеопасны: // Прячьте спички от поэтов!» - пишет министр на взлете поэтического вдохновения. Так и хочется спросить: есть ли у этого поэта спички под рукой? А пока ждем новых поэтических откровений, они намного показательнее, чем официальные речи. В них хоть проявляется настоящий человек, а не тот, что уныло ходит в должность.

Да и прячьте от поэтов не только спички…

Андрей РУДАЛЁВ

"Русская планета"