Этот стиль будут изучать, позже эта горбачевская манера станет общим местом для любой политической дискуссии. Удивляла и элегантная Раиса Максимовна рядом с ним, было ощущение их открытости, будто разорвали футляр, отчего и дышать стало легче.

Он пришел с новым языком, с новым понятийным аппаратом. Перестройка, ускорение, гласность. Было ощущение восторга оттого, что страна задала особую мировую повестку, стала законодательницей политической моды. У соотечественников загорелись глазки, люди почувствовали свою включенность в большие процессы, большую политику, страна забурлила многоголосицей. В чем-то это было сродни со спутником и Гагариным.

Разрядка, разоружение. И наш голубь мира полетел по свету. Он заговорил о новом мышлении, и страна взяла инициативу в деле мира. Но как оказалось позже, победив в деле мира, она проиграла в холодной войне. Горбачев считал, что в новой ядерной реальности возможны только равные отношения, дабы избежать случайности уничтожения цивилизации, но не всех равные отношения устраивали. Призыв к равенству был расценен за слабость. Говорил о совершенно новой ситуации, когда война потеряла смысл, так как стала равносильна самоубийству. Но оказалось, что пройдет совсем немного времени и эта, казалось бы, аксиома будет переосмыслена, достаточно создать совершенную ПРО. С одной стороны – утописты мира, с другой – утописты войны…

Не знаю, ощущал ли он себя тогда мессией, но величайшим революционером-реформатором уж точно претендовал стать. «Перестройка – это революция» - заявлял он. Весь его популизм не был средством пустить пыль в глаза, а материалом для строительства личной биографии.

Скорее всего, он очень любил себя. Он будто позировал на фотокарточку истории. Любил Раису Максимовну. Любил по своему страну, но она воспринималась скорее средством, фоном для построения собственной блестящей биографии.

И это получалось. Он обаял весь мир, и «свободный» мир тоже приметил его нобелевкой. Но так получилось, что его язык, его новое мышление, его реформаторство – многое из связанного с ним стало восприниматься в качестве проклятия.  Меченый. Его перестройка запустила энергии распада, которые камня на камне не оставили ни от соцлагеря, ни от страны. Вся людская любовь обернулась 0,5 процента на президентских выборах в 1996 году и шлепком по шее в Омске во время той выборной кампании. Помню, когда он заявился, то мелькнула искрой иллюзия: а если вдруг?.. Еще не было абсолютного ощущения конечности, что история той страны окончательно и бесповоротно прекратилась.  Вот и один из символов ее борется за власть… Еще отлично помнился референдум, а потом история с союзным договором. И Беловежская пуща, и корявое СНГ, и новая Россия какое-то время представлялось чем-то переходным, временным, когда подберется название для прежней, но обновленной страны. Оставались надежды, в том числе потому, что финал не был четко артикулирован. С этими надеждами переживались стыдные девяностые, тот же Горбачев ненадолго выскочив в политику в 96-ом, немного подпитал их.

Восприятие Горбачева сложное, многосоставное. Есть ненавидящие, относящиеся с брезгливостью. Есть те, кто отдает ему дань, за то, что открыл новый мир – ту самую двуликую свободу. Но, так или иначе, со своим главным недругом Ельциным он разделил ответственность за величайшую катастрофу конца 20 века. Он, заявившийся на большое политическое поле с новым мышлением, яркий, неожиданный после череды покойников стал ответственным за развал. Не думаю, что он совершал его сознательно, и, конечно, не был чьим-либо агентом влияния. Его вина в упущенных возможностях. Он – утопист, решивший материализовать свою утопию.

Это сейчас его время кажется эпохой, а на самом деле всего шесть лет – один современный президентский срок. Его катехизис будущего распада – книга «Перестройка и новое мышление» появилась в 1988 году, всего три года до катастрофы. Совсем немного он гарцевал на фоне страны, сейчас же сам превратился в фон для селфи на вечеринках, которые в его честь то и дело закатывает главред «Эха Москвы».

Горбачеву так и суждено оставаться своеобразной персонификацией распада. Будто в наказание ему дана долгая жизнь. Без своей любимой супруги, с мягко говоря, неоднозначным отношением соотечественников. Человек, с претензиями величайшего революционера, представляет жалкое зрелище. Наверное, это его личный ад. Он давно уже превратился в тень, не исключено, что это уже неприкаянная душа, зависшая между миром мертвых и живых и ей суждено скитаться.

Наверное, он очень позавидовал кончине Фиделя Кастро. Он всегда завидовал Кастро, ведь тот в пантеоне величайших революционеров, но его смерти особенно. Он был рабом своих личных страстей, заигрался, претендовал на слишком многое, но были ли на то основания?..

Лично я не могу ненавидеть Горбачева, хоть и при нем была разрушена моя страна. Да и за разрушение не только на нем ответственность. Не только на нем и Ельцине. Уж слишком много у них было подельников, за ту катастрофу ответственны мы все. Горбачев же уже получил свой персональный ад.

Интересно, что снится ему. Форос, унижающий Ельцин, зачитывание на камеру приговора Союзу?.. Или все это давно уже забылось и не теребит его душу, и остались только воспоминания о Раисе Максимовне, о своей несостоявшейся величественной фотокарточки в истории и пустота?..

Уже четверти века нет той страны, которая все больше воспринимается отечественной античностью, а ее последний президент все еще существует. Постмодернизм или откровенная насмешка истории если вдуматься. Фарс. И, конечно, те, кто видят в нем носителя проклятия, меченого, не преминут прокомментировать все это в духе продажи души. Возможно, это многое и объясняет.

Андрей РУДАЛЁВ