От того новогоднего обращения к стране веяло фатализмом и беспомощностью. Произносил его человек, который лишь наблюдает за происходящим, но не может на них повлиять и будто заговаривает беду своим финальным заклинанием: «пусть возродится к новой жизни наша Отчизна».

Перечисляя все многочисленные трудности уходящего года, Горбачев заключал, что «страна  жила и работала, перестраиваясь, выходила на новую дорогу». Сказал и о цели этого пути: «гуманный демократический социализм общества свободы и социальной справедливости».  Дальше стал пересказывать евангельскую притчу о зерне: о посеянных зернах, которые крайне сложно прорастают в нашей почве, но если выживут, «то принесут всей стране и каждому человеку богатые плоды».

Зерна оказались зубами дракона, чтобы они укоренились, землю перепахивали до не узнавания, стараясь превратить в пустоту. Таковыми и стали наши девяностые, про которые в своем последнем новогоднем послании Михаил Сергеевич говорил, что они «обещают стать самым плодотворным периодом в истории цивилизации».

Его слова уже не имели никакого веса, смысла, он лишь заговаривал пустоту. Все процессы обретали характер неумолимого рока. Он их не мог контролировать, как то повлиять, смотрел на них растерянными глазами. Если у него когда-то и была воля, то теперь она была полностью парализованной.

Парализованный, испуганный человек воспринимал происходящее за действие высших сил, поэтому не противился, а послушно сдавал и предавал. В реальности же не было никакого неумолимого рока, и тот же 91- год мог бы не стать годом фатальным для страны, годом  крупнейшей геополитической катастрофы.

На самом деле, не было никакой обреченности, страну сознательно обрекли на гибель, отказавшись от управления, погрузившись в интриги, усобицу и борьбу за власть. Уже Горбачева во всю вытеснял «человек с молотком», которого он еще совсем недавно обещал больше не пускать в политику, Борис Ельцин. У него воли и решимости было предостаточно, поэтому и год распада стал годом его триумфа. Он уже сам направлял повестку и подводил к неминуемому, когда других вариантов разрешения, кроме, как август не было. Тем более, что этот самый август был предсказан кассандрой из круга Горбачева – Шеварднадзе и отработан на литовских событиях января 1991 года.

Тот обвал происходил катастрофически быстро. 70-летний юбилей революции Михаил Горбачев «отметил» своей книгой «Перестройка и новое мышление», в которой провозгласил себя величайшим реформатором и революционером. Горбачев щедро проводил параллели с Лениным и с 17-ым годом, хотя и замечал, что перестройку не равняет с Октябрем, но о «новой революции» говорил.  Горбачев примирял к себе ленинские революционные лавры. Из соблюдения приличий напрямую не равнял себя с Лениным – создателем СССР, но о сошествии на себя ленинского духа непрозрачно намекал и призывал, будто на спиритическом сеансе, «возродить живой дух ленинизма».

Скоротечный распад, обвал. Сейчас часто говорят – самоубийство. Три – четыре года от горбачевского перестроечного манифеста до полного краха: много это или мало для событий колоссального значения и важности, для полного переформатирования реальности? Великая война, ведь тоже длилась четыре года, но тут не устояли…

В своей книге-манифесте Горбачев говорил, что времени терять нельзя и надо действовать. Ускорение, ломка – слова по недомыслию, вошедшие тогда в обиход. Михаил Сергеевич заявлял, что его перестройка означает «крутую ломку». Говорит о реформаторском радикализме.

Есть ощущение, что перестройка стала своеобразной игрой в русскую рулетку: либо пан, либо пропал. Сделав шаг, становишься заложником теперь уже инерционного движения, и этот поезд оказывается в огне. «Перемены начались и повернуть общество вспять уже невозможно», - писал Горбачев. Все девяностые боялись этого поворота вспять, пугали им, особенно на стыдных выборах в 1996 году, под этот шумок состоялось небывалое по масштабам мародерство.

Горбачев – утопист, человек-лозунг, оказавшийся пустым по содержанию. Он обращался к гражданам всего мира, писал о судьбах планеты, говорил о вере в здравый смысл и общечеловеческие ценности, а также про ненасильственный мир. Советскому генсеку было мало изменить общество, экономику, поэтому заявлял о переплавке человека в «котле» перестройки. Он мыслил о создании нового типа человека – перестроечного.

Надо «подымать человека духовно», «человек силен убеждениями и знаниями» - в разговоре о человеческой переплавке также много утопической лозунговости. К чему привела переплавка, и в каком котле переплавляли – теперь, по прошествии времени, мы имеем представление, памятуя о девяностых.

Горбачев рассуждал в логике перестроечного революционного бега, суетливости. По его мнению, СССР за 70 лет прошел путь длиной в века, и этот ритм должен сохраниться. При этом он совершенно не обратил внимания на консервативную составляющую русской жизни, которая была полностью отринута и даже объявлена враждебной духу перестройки.

Горбачев очень сильно вжился в свой архитектурный проект нового мышления. Эта оторванная от реальности, мягко говоря, наивность проявлялась во всем, развивала ужасающую близорукость. С определенным высокомерием он писал о перспективах «немецкого единства», что это не «реальполитик» и пустые иллюзии. Разве что в отдаленной перспективе, лет так через сто может что-то измениться. Но эти «сто лет» истекли уже в 1990 году (ускорение, что вы хотели), а до этого было и разрушение Берлинской стены, и совершенно невыгодные для Союза договоренности, предшествовавшие объединению…

Или взять горбачевские многостраничные напутствия социалистическому блоку. «Революционные перемены входят в большой международный социалистический дом», - пишет автор «Перестройки». Весь этот дом вскоре прекратил существование, теперь же страны, наполнявшие его, в ЕС и НАТО. Утопист перестает видеть реальность, воспринимать, происходящие в ней процессы, он становится рабом своей картины мира, своих воздушных замков.

Создается впечатление, что перед нами полководец, которые придал движение огромным армиям и чертит стратегические планы на карте будущих боев. Такова его реформаторская атака: «Разработав программу радикальной экономической реформы, мы тем самым создали развернутый фронт для наступления теперь уже по всем направлениям ускорения и углубления перестройки». Или это был мальчик на палочке верхом?..

Какая цель всего, к чему планировалось прийти? Он уходил от ответа на этот вопрос, который сам же себе и ставит: «не в наших традициях заниматься пророчествами и пытаться предопределить все архитектурные элементы того общественного здания, которое мы возведем в процессе перестройки». Оговаривается только, что впереди ждет «глубокое обновление» и «новые рубежи». И на самом деле, как в русских сказках: иди туда, не зная куда, но несись сломя голову и, не думая ни о чем, что может кончиться плохо…

В заключение своей «Перестройки» Горбачев отмечал, что  «книга не закончена», что «дописывать ее надлежит работой». Сейчас мы отлично знаем продолжение. Но тогда в своем перестроечном радикализме он стал заложником, сам попал в ловушку инерционного движения под откос. А вместе с ним и страна. Прокрутил барабан и медленно жал на курок. Пошли уступки, сплошные уступки, чтобы хоть как-то зацепиться за свою утопическую реальность, но она уже рассыпалась на глазах. Страна уже напевала вместе с группой «Мираж»: «Оставить стоит старый дом», «Люди проснутся завтра, а нас уже нет». Расползалась миражная постапокалиптическая реальность осколками утопических построений.

«Главная беда Горбачева, что он не делал и не делает в этом отношении глубоко теоретически и стратегически продуманных шагов. Есть только лозунги», - это писал в «Исповеди на заданную тему» Борис Ельцин, который всегда ставил в вину своему заклятому оппоненту, что он предает. Или вот писатель Владимир Личутин называет Горбачева «роботом-генсеком», который изрекает «пошлые мысли». «Неутомимым работником разрухи», принесшим стране разброд и смуту. Александр Проханов аттестует Горбачева в качестве «лукавого фигляра», который возник, как «размалеванный клоун» из «темных неосвященных кулис партийного мира». Нечто инфернальное, обладавшее большой искусительной силой. Мыслитель Александр Зиновьев еще в 1988 году отмечал, что действия горбачевской команды «напоминают беспорядочные действия слепцов в состоянии паники»…

Все-таки проект, который затеял реализовывать Михаил Сергеевич, был колоссальным и грандиозным. По степени влияния на мир он должен быть равносилен Октябрю. План касался не только перестройки и обновления советской жизни, что, конечно же, было необходимо. Но параллельно посредством нового мышления Советский Союз должен был ненасильственным путем выбиться в лидеры обновленного мира.

Это была попытка выйти на лидерство не через войну, а добрую волю, через мир. Не только сам Горбачев, но и страна должна была стать мировым духовным авторитетом. Было очевидно, что блоковое противостояние зашло в тупик и в застой. Возникла патовая ситуация, которую невозможно было сдвинуть в ту или иную сторону, если не брать в расчет самоубийство всего человечества. Отсюда и появилось новое мышление, которое должно было произвести глобальные изменения в мире, обойдя стороной оппозицию «коммунизм-капитализм».

В этом проекте Горбачев видел себя не только в качестве величайшего мирового революционера и преобразователя, но и прямого последователя Октября. Всемирный интернационал он планировал построить на основе отказа от силовых инструментариев в политике, через равенство, справедливость и духовный авторитет. Первоначально даже что-то удавалось. СССР стал задавать повестку в деле разрядки и разоружения. Страна стала гиперпопулярной и притягательной во всем мире, а сам Горбачев в 1990 году был объявлен лауреатом Нобелевской премии мира, но это уже был итог.

Проект оказался утопичным, как форма построения Царствия Божьего на земле. Но тут дело даже не в изначальной нереализуемости задуманного, а в диссонансе и несоответствии между глобальным замыслом и, мягко говоря, невеликими исполнителями. Поэтому и обернулось все трагедией. Беда СССР и неудача глобального утопического проекта по лидерству в мире в том, что в грандиозное исторические время на передовой оказались маленькие люди с большими амбициями. Это был не их вес, они попросту оказались не на своем месте, отсюда и миссия страны осталась нереализованной, и сама она приказала долго жить.

Сейчас есть голоса, называющие его «непризнанным пророком». Говорят, как о человеке, закончившем холодную войну, провозгласившем гласность, плюрализм и прочее. Но все опять же спорно: холодная война завершилась, но какой ценой для Союза, впавшего в гонку разоружения и объявленного проигравшей стороной?.. Ценой, оплаченной за его пафосные рассуждения про «ненасильственный мир». После того «завершения» выстроился однополярный мир, в итоге мы получили то, что холодная война вновь на повестке (уходила ли она?). Также и с гласностью и плюрализмом, превратившимися в синоним вседозволенности, также и с перестройкой, ставшей формой проявления отечественного раскола, преследующей нас.

Вернее будет назвать первого и последнего президента СССР «признанным пороком». Он зациклил начало и конец отечественного 20 века. Беспомощность и растерянность власти, пребывающей в своей утопической реальности – это о нем и не только. С этого начинается катастрофическое.

«Кто веселил народ в Советском Союзе? Райкин-отец, Райкин-сын и... Райкин муж!.. Ну, Горбачёв, Михаил Сергеевич! Райкин муж! Муж Раисы Максимовны Горбачёвой», - этот анекдот приводит в своем романе «Земля» писатель Михаил Елизаров. Так и скатился последний советский генсек и первый президент от народной любви до посмешища вкупе с презрением… Так ведь и было в июле 1991 года, когда Ельцин уступал в должность президента РСФСР, а Горбачев вызывал разве что хохот.

Он очень любил себя. Будто позировал на фотокарточку истории. Любил по своему страну, но она воспринималась скорее средством, фоном для построения собственной блестящей биографии. Горбачеву так и суждено оставаться своеобразной персонификацией распада. Будто в наказание ему дана долгая жизнь. Для покаяния. Но, что крайне печально, он до сих пор не перерос себя прежнего, не берет ответственности на себя, до сих пор утверждает, что «за конец перестройки и развал Советского Союза ответственны те, кто организовал путч в августе 1991 года».

Большая ошибка оставлять за Горбачевым монополию на преобразования, реформирование и прочее. Такое ощущение, что если бы не пришел этот смелый парень, страна бы исключительно прозябала и исключительно в формате ГУЛАГа. Он был делегирован системой для проведения определенных изменений, но не для уничтожения страны. Это уже была его личная инициатива, вернее, личное безволие.

Андрей РУДАЛЁВ

"Ваши новости"