Что бы ни говорили лукавые пропагандисты на окладе о природной склонности русского человека к соборности, коллективизму, к глубинному желанию подчиняться великому Вождю, но их слова – лишь инструмент, часть огромной машины, стремящейся превратить народ в послушное стадо, а человека – в винтик этой машины.

Думается, что на самом деле желание воли в русском человеке не только не меньше, чем в гордом покорителе прерий с парой револьверов на поясе, а даже больше. Потому что покорителя прерий не пороли на конюшне и не продавали, как скот.

Тысячелетняя история государства – это история подчинения свободолюбивых людей, населявших огромные равнины Восточной Европы воле кучки воинов, дерзнувших объявить эти земли своей вотчиной. Все эти вятичи, радимичи, древляне и северяне боролись с пришельцами до последнего, но, честно говоря, логика развития исторического процесса не оставляла им ни малейшего шанса.

Государство крепло и ширилось, отбирая у людей их природную свободу, но стремление к воле никуда не девалось. Русское слово «воля» больше слова «свобода». В нём есть какое-то разинское отчаянье, булавинская удаль, пугачёвское бешенство, аввакумовская страсть. Воля границ не знает.

Вот и бежали сиволапые мужички на южные окраины, становясь гордыми казаками, которым не только Царь, а сам чёрт не указ.

Те же, что от боярской неправды потянулись на Север, заселили огромные пустые пространства Подвинья, Беломорья, и дальше на северо-восток.

В отличие от казачьего Юга, здесь не приходилось вести войны с агрессивными соседями, колонизация земель, населённых тихой чудью, проходила относительно мирно. Здесь сложился особый тип русского человека – вольного промысловика, охотника, крестьянина.

На Севере Бог ближе, чем Царь. Начальство далеко, тайга рядом, если что - и накормит, и укроет. Так, когда деспотичная Москва решила причесать веру предков, целые селения растворялись в этом зелёном море. Такова сила свободы, заставляющая жертвовать ради неё обжитым местом, налаженным бытом, будущим, в которое гонит солдатский штык и господская плеть.

На Севере никогда не было крепостного права. Вольных поморов никто не обменивал на породистых собачек, не проигрывал в карты, их женщин не бесчестили в барских гаремах. С этими упрямцами трудно исполнять наказы государевы, здесь закон-тайга. Сегодня ты начальник, а завтра тебя у речки волки доедают. Такие дела.

Советская власть, конечно, здорово подломила эту северную вольницу. Коллективизация убила инициативу, оторвала людей от своей земли, превратила в пролетариев. Но сгинули комиссары – и потихоньку возрождается народный дух. Он неудобен любой власти, он горд и строптив, его всегда будут пытаться сломить.

Окончательно уничтожить тягу к свободе русского человека невозможно. Вольные люди – как стрижи, им нельзя приземляться. Только летать.

КОНСТАНТИН РЫБИНСКИЙ