Свою философию он развил ученице во время открытого урока: «Живем посреди огромного континента, в самом его центре, можем сесть в лодку и доплыть до Австралии». Он, как пушкинский Елисей, идущий в поисках своей любви, то и дело повторяет обращение к стихиям: «Ветер, ветер! Ты могуч…».

Возможностью соприкосновения с чудом Служкин поделился и со своими учениками в походе, и в итоге те также совершают чудо – самостоятельно проходят сложный Долганский порог. Через переживание чуда, через ощущение, что все возможно, пролегает путь к свободе. К личному осознанию: «Я свободен!»

Это «чудак в ожидании чуда» (если взять определение героя из романа Сергея Шаргунова «1993») - большого настоящего дела. Он вовсе не собирается растрачиваться на мир, в котором отлично приживаются будкины, в котором нет любви, в мире пустотном, не наполненном смысла. Мире подменной реальности.

В этом смысле фильм Велединского можно рассматривать в качестве прелюдии к картине «Территория», снятой по одноименной книге советского писателя Олега Куваева. В «Территории» показан слом шаблона подменного, сделан акцент на настоящем, вневременном, на преодолении границ.

«Территория» - это важная доминанта русского национального сознания. Крайне важно, что вместо хора разговоров о неединой России, о пространстве как тяжком бремени и проклятии страны, о том, что здесь место обитания извечного российского Лефиафана, сделан акцент на том, что это страна великих возможностей, и она никому не будет отдана («Территорию вам не отдам» - сказал Чинков-Будда).

Эта территория – пространство момента истины человека, который в ней предстает голым, несмотря на мороз, как в первых кадрах фильма. Это пространство раскрализовано, оно высвечено солнцем и морозом. Это место чуда, в которое необходимо верить и которое следует добиваться: «Мороз и солнце; день чудесный!» Пространство, избавляющее человека от всего ненужного, наносного, представляющее его таким, каков он есть на само деле. Каким он предстанет пред Божьим судом. Территория, где нет никаких пределов, никаких границ, где сам человек сливается с этой безграничностью и поднимается над собой, своей природой.

Происходящее в фильме то и дело воспринимаешь за особую космогонию. Перед тобой если не античные боги, то герои – полубоги, получеловеки. Герои, выковывающие новый мир, чтобы самим войти в легенду, стать эпосом. Однако при всех античных аллюзиях этот эпос очень прозаичен, эти божественные герои – обычные мужики. Мужики, совершающие чудо, свою обычную работу и в этой работе есть отсвет солнца, божественного. В этой работе появляется золото там, где его по всем законам не должно быть. Через веру и волю производится чудо.

На этой территории царит беспредельная воля, которая всегда являлась главным движителем русского человека. Воля, состоящая в большом деле, через которое получаешь возможность преодолеть свою ограниченную и греховную самость. Забыть себя, чтобы преодолеть границы.

В этой воле и послание фильма, дающее импульс к слому искусственных пределов мира подменного, ветоши наносного – мира обывателей, совершающих свой размен в пустоте.

Важен антропоцентризм фильма. Даже все шикарные пейзажные съемки, в которых, казалось бы, можно раствориться и утонуть – всего лишь фон для человека, оправа для брильянта, который может засверкать и отразить солнце в этом суровом крае, а может потухнуть, впустив в себя холод и пустоту.

По сравнению с литературным первоисточником режиссер перенес действие картины в 1960-1961 годы. Через это простое решение достигается вневременность происходящего. Преодоление и временных характеристик. Задача восстановления народного хозяйства страны после Великой войны, как это было показано в книге, оттенило бы важность послания, сместило акценты. По сути, здесь нет давления исторических советских реалий. Нет руководящей роли партии, не отыскать портретов генсеков и много другого, что составляет наше стереотипное восприятие того времени.

Фильм свободен от политики, от навязчивых идеологических вывертов. Из очевидных реалий времени – полет Гагарина, но и он представлен в контексте простой человеческой героики картины. Через известие об этом полете преодолевается еще одно ограничение территории, как горизонтальной плоскости. Она обретает вертикальные координаты. Параллельно совершается чудо и здесь – оказывается герой, сраженный пулей, жив.

В последнее время нам много внушали очень примитивную социал-дарвинистскую концепцию об исчерпаемости генофонда нации. Якобы весь 20 век в стране только и делали, что истребляли или изгоняли лучших людей, свет нации (если внимательно разобраться, то и на всем протяжении истории этот процесс можно увидеть). Теперь этот генофонд совершенно исчерпан, не только произошла окончательная гибель героев, но и весь человеческий род здесь исхудал и поэтому настало царство Левиафана.

Однако фильм Александра Мельника категорически показал неизменность, вневременность человека. Таким он был тысячу лет назад, во времена Ермака, в эпоху Гагарина (кстати, очень удивило в одной советской картине, что в кабинете начальника за спиной висит не портрет еще большего начальника, а первого человека в космосе), да и в наши дни. Он все тот же голый. Меняются только внешние обстоятельства, реалии, которые не более, чем миражи, искушения, чтобы сбить его с пути, заставить забыть себя и все о себе.

Голый человек бежит вперед по льду, чтобы держать ответ перед собой, перед людьми, перед Богом. Чтобы осознать себя человеком, обретшим волю, причастившимся чуду – осознанию того, что все возможно.

В картине Велединского «Географ глобус пропил» в кадр несколько раз попадает лозунг, выложенный большими буквами на набережной Камы: «Счастье не за горами». Географ – проводник к этому счастью, он пытается показать другим путь к нему. Тот путь, который мы все забыли, забившись в пыль суеты, с которого нас сбили, соблазнив. Проводник из состояния зимы, в котором пребывают многие герои картины. Он смотрит на Каму, которую затягивает корка льда, разглядывает ржавеющие судна, покоящиеся без движения, смотрит на тонущую любовную записку и в тоже время начинает говорить о движении, о том, что при желании эта Богом забытая точка может стать и центром мира. Он как любой русский человек верит в чудо и знает, что это чудо может в любой момент явиться. В итоге эта корка зимы растапливается, после весны и чуда похода, наступает лето.

Велединский показал постепенное восстановление человека, мужчины, после того слома, той раны, которые ему принесли девяностые. Показал, что то оглушение проходит и в человеке вновь начинает бурлить жажда большого дела, возвращается пассионарность.

В фильме Александра Мельника «Территория» простой мужик (не географ, а геолог) обретает возможности полубога. Так всегда было, здесь нет табу на чудо. Человек здесь проходит обряд инициации, он становится слитным и нераздельным с этой территорией – страной безграничных возможностей. Он идет вперед к новому.

Андрей РУДАЛЁВ

"Свободная пресса"